Слово «домой» тоже имеет свой смысл. Но, похоже, они с Алисой угодили в такую переделку, когда оно стало пустым. Бессмысленным.
И все же… Петь стоило. Не надо было останавливаться, хотя бы потому, что…
– Свет! – вдруг закричала Алиса.
Денис не сразу ее понял. Мысли, следуя накатанному ходу, ворочались в голове слишком медленно.
«Там нет таких слов, – подумал Денис. – Она что-то путает».
Он собирался сказать ей об этом, он даже открыл рот, но Алиса продолжала:
– Смотри туда! Там свет!
Сначала она в темноте ткнула его коленом в плечо, а потом уже схватилась рукой, заставляя подняться с пола.
Денис посмотрел и замер. Метрах в тридцати (или сорока… или пятидесяти, он не мог оценить точно) от них действительно появилось голубоватое дрожащее мерцание.
Оно двигалось, но не особенно удалялось. Правда, оно и не приближалось, оно словно бы стояло на месте, покачиваясь из стороны в сторону.
Денис попробовал понять, где оно находится по отношению к ним: ближе к голове или хвосту состава? За эти несколько секунд кромешной темноты он успел утратить ориентацию.
Он постоял, прислушиваясь к глухим ударам, передававшимся на пол вагона. Состав потихоньку сдвигался, причем именно в сторону голубоватого свечения.
Значит…
«Значит, нам нужно туда», – решил Истомин.
– Алиса, держись за меня, – сказал он.
В темноте раздалось шуршание; Денис понял, что это шуршит папка с «ватманами» по дерматину сиденья. Не то чтобы папка была слишком ценной, просто Алиса не хотела оставлять ее здесь.
– Пошли.
Они двинулись вперед.
– Мы не одни, – говорил на ходу Денис, и Алиса – он чувствовал это – одобрительно кивала. – Мы выберемся. Видишь, у них есть свет. Теперь мы обязательно выберемся.
Как ни крути, был в этом нежном голубоватом свечении какой-то символ. Надежда, что ли?
Запинаясь и спотыкаясь на каждом шагу, Денис вел Алису вперед. Он снова стал напевать: «Домой… Ла-ла-ла… Домой… Ла-ла-ла…» Это слово больше не казалось пустым, оно снова наполнилось смыслом.
Они дошли до конца вагона, и тут Алиса задала вопрос, поставивший его в тупик.
– А что дальше? Вылезать в тоннель?
Денис остановился, прислушиваясь к внутреннему голосу. Но этот подлец, еще минуту назад ехидно шептавший: «Это – конец. Финита, дружок!» – неожиданно замолчал.
Истомин колебался. Он не отрываясь смотрел на голубоватый огонек, будто надеялся получить от него ответ.
– Вылезти в тоннель, – он начал рассуждать вслух, – это приблизительно то же самое, что сунуть пальцы в мясорубку… Нет.
Он присмотрелся и понял, что свечение находится как раз по центру тоннеля. То есть тот, кто освещает себе дорогу, тоже не торопится покидать вагон. И если он поступает именно так, значит, у него есть на то основания.
Денис решил, что человеку, сумевшему добыть свет, можно доверять. Он наверняка знает, что делает.
– Подожди-ка… – Он нащупал стекло перед собой, отступил на шаг и изо всех сил ударил ногой.
Стекло хрустнуло и подалось. Денис ударил еще раз, и стекло разбилось.
Он снял куртку, вывернул ее задом наперед и просунул руки в рукава. Теперь пальцы были надежно защищены толстым слоем прочной замши.
Денис на ощупь выломал торчавшие осколки, забрался на сиденье и, свесившись из проема, стал крушить стекло следующего вагона. Наконец, когда проход был готов, он набросил на него куртку и сказал Алисе:
– Полезай!
В девушке было меньше пятидесяти килограммов. Он легко оторвал ее от пола и помог пролезть. Затем он и сам последовал за ней.
Денис схватил куртку и, взяв Алису за руку, снова двинулся вперед. Свечение стало ближе. Они шли быстрее, чем перемещался огонек, и это придавало Денису дополнительные силы.
«Пожалуй, все будет хорошо», – подумал он и тут же отогнал от себя эту мысль, словно боялся сглазить.
Теперь его больше всего пугали не темнота и даже не шум прибывающей воды, сколько сама Алиса. Точнее, ее болезнь, грозившая разразиться новым приступом в самый неожиданный и самый неподходящий момент.
«Эта проклятая астма».
Баллончика с лекарством у него не было. И надеяться на то, что по пути им где-нибудь попадется аптечный киоск, тоже не приходилось.
Тучи, висевшие над Москвой, быстро теряли очертания и расплывались, превращаясь из грязных комков ваты в сплошную влажную пелену, из которой на землю отвесно падали струи холодной воды.
Они сливались в потоки, змеились по асфальту, подхватывали мусор, скопившийся за лето, опавшую листву, обломки сухих веток и устремлялись к люкам городской канализации.
Сам по себе дождь никого не пугал. Привычная осенняя стихия никому не казалась грозной – по крайней мере, на земле.
Люди давно научились бороться с непогодой. В их арсенале – зонты, непромокаемые плащи, автобусы, маршрутные такси и частные автомобили. Дождь, который льет за окном машины, кажется не таким уж противным и надоедливым. Особенно если отопители исправны, в магнитоле стоит любимая кассета, а на пассажирском сиденье уютно свернулась калачиком обладательница пышной прически и длинных ног.
Но в тот день в Москве было несколько сотен человек, для которых заурядный сентябрьский дождь превратился в лютого врага. В прямого пособника убийцы.
Стоки городской канализации, проложенные вдоль Волоколамского шоссе, не справлялись с неожиданно возросшей нагрузкой.
Насосы водоотливных установок в тоннельном перегоне между «Тушинской» и «Щукинской» работали на полную мощность. Но техника – это только техника. Килограммы металла, болты, заклепки, отшлифованные валы и витки сальниковой набивки. Они не могут работать в предельном режиме бесконечно. Рано или поздно они должны выйти из строя.