Он утер крупные капли, катившиеся по лбу. Ему приходилось изо всех сил напрягать диафрагму, чтобы закачать в легкие новую порцию воздуха.
Гарин еще раз посмотрел под ноги и в ужасе отшатнулся, толкнув Константинова, тот, наступив на поврежденную ногу, заорал от боли.
Черная рука медленно ощупывала дверной проем, словно кто-то из-под воды хотел залезть в вагон. Рука двигалась вслепую; по крайней мере, Гарин не видел головы, поднимавшейся над поверхностью воды.
Отсветы факела были очень слабыми, но Гарин хорошо разглядел скрюченные пальцы. Казалось, еще немного, и эти пальцы схватят его и утащат вниз, под воду.
На задворках гаринского сознания промелькнула быстрая мысль: «Надо же, у меня еще остались силы бояться».
Крик боли, раздавшийся над самым ухом, немного отрезвил его.
Гарин не отрываясь смотрел на руку. Она, медленно покачиваясь, сдвигалась к тому краю двери, где стоял толстяк.
– Отойди! – сказал Гарин Михаилу. – Он тебя заденет.
Толстяк посмотрел в направлении, куда указывал палец Гарина, шумно задышал и сделал два быстрых шага назад.
– Ой!!! – пискнул он, хотя при такой комплекции более естественным был бы бас.
– Не дергайся, – вмешался Константинов. Он говорил, стиснув зубы, поэтому слова сопровождались свистом воздуха, проходящего между сведенными челюстями. – Напугаешь дочку. Мертвец… Что ты, мертвеца не видел? Их тут полно.
– Они тут? В тоннеле? – шепотом спросил толстяк.
– Ага, – угрюмо ответил Константинов. – Ждут следующего поезда.
Рука добралась до самого края проема и остановилась. Черная вода скрывала тело, которое никак не могло сдвинуться с места. Набегающий поток стремился унести его, но мертвец не хотел никуда уплывать. Казалось, он держался за дверь и приветливо помахивал им.
Константинов, прихрамывая на правую ногу, подошел к двери, взял черную руку и выпихнул ее назад, в проем.
Гарин уловил уходящее движение. Мертвец, подхваченный потоком, поплыл дальше.
Константинов вымыл пальцы в воде, плескавшейся на полу.
– Грязь, – сказал он, обернувшись. – Черная грязь.
Гарин кивнул.
– Ну, так кто будет первым? – спросил Константинов, выпрямляясь.
Он не смотрел на толстяка; вопрос был адресован только Гарину. Несколько секунд все молчали.
– Я буду первым, – твердо сказал Константинов, и Гарину почему-то показалось, что он вкладывает в эти слова дополнительный смысл.
Что-то еще, помимо очевидного. «Иначе… почему он так усмехнулся?»
– Мне нужен свет, – сказал Константинов. Незаметно для всех он взял на себя роль лидера. – Позовите эту… как ее там зовут, не знаю. Пусть идет сюда. Я спрыгну и постараюсь за что-нибудь уцепиться. Ты, – обратился он к Гарину, – за мной. Затем ты, – он ткнул пальцем в толстяка, – подашь ему девочку. Все понятно?
– А остальные? – спросил Михаил.
Константинов сощурился.
– Кто как сможет. В тоннеле все равно встретимся. И знаете еще что?
– Что? – спросил толстяк.
Гарин промолчал.
– Старайтесь не частить. Прыгать с интервалами.
– Почему?
Константинов покрутил головой. Весь его вид говорил: «Ну как такой взрослый и толстый человек не может понимать элементарных вещей?!»
– Потому что там вода. И если кто-то начнет тонуть, то он будет хвататься за другого и обязательно утянет его на дно. А два трупа – это хуже, чем один. Кто-нибудь со мной не согласен?
Гарин посмотрел на Михаила. Даже в полумраке было видно, как он побледнел. «Он же не умеет плавать», – вспомнил Гарин.
Он подошел к толстяку и взял его за руку.
– Ты… только не бойся. Там неглубоко. Ты, главное, держись поближе к стене. Цепляйся за эти чертовы кабели, и все будет в порядке.
Толстяк трясся, как в лихорадке. Его пухлые губы дрожали, как у ребенка, который вот-вот собирается заплакать.
– Ну! Миша! – Гарин крепко сжал его плечо.
Михаил мелко закивал, словно больной паркинсонизмом.
– Ничего-ничего… Я не буду ни за кого хвататься. Правда… Правда, док! Ты мне веришь?
Толстяк вдруг схватил его за руку и сжал так сильно, что Гарин поморщился.
– Конечно, – сказал он. – Главное – не бояться. Все будет хорошо…
– Конечно, не бояться, – как заведенный, твердил Михаил. – Не бояться… Там темно, и там вода… Но бояться не надо. Разве это страшно? Там всего лишь темно. И всюду вода…
Михаил все-таки не выдержал – он стал всхлипывать. Но тут вмешался Константинов.
– Хватит разводить сопли! Ты – здоровый мужик! Мы с ним, – он кивнул на Гарина, – поплывем вместе. Потому что у нас… – он осекся, помолчал немного, потом продолжил: – На руках девочка. Нам нужно думать о ней. А тебе, – он с силой хлопнул толстяка по плечу, и это подействовало: всхлипывания прекратились, – достаточно просто позаботиться о своей заднице. Спасать самого себя. Ощетинься! Возьми себя в руки!
Толстяк собрался. В глазах его появилась злость.
– Да, – сказал он. – Я понимаю. Все будет в порядке. За меня можете не беспокоиться.
– Ну вот и хорошо! – одобрительно отозвался Константинов.
Михаил выпрямился, расправил плечи и стал еще больше. Теперь он выглядел просто огромным. От него исходило грубое и почти осязаемое ощущение физической мощи.
Но Гарина не покидало беспокойное чувство, что с толстяком все же что-то не так. Тревога в душе нарастала с каждой секундой. Казалось, они все неуклонно приближались к чему-то неотвратимому.
Андрей запретил себе об этом думать. «Главное – Ксюша!»
Странно, но даже посторонний мужчина со сломанной ногой понимал это лучше, чем он. Отец.
Гарин почувствовал беспричинную и немного запоздалую досаду оттого, что, беспокоясь о толстяке, совершал предательство по отношению к дочери.